Öt kontinens, ELTE, Budapest, 2006. 161-192.old. [Gecse Géza: Régi és új elemek az orosz külpolitikai gondolkodásban Gorbacsovtól Jelcinig] Megjelent oroszul: 2006 márciusában.

 

Геза ГЕЧЕ

 

Старые и новые элементы в русском внешнеполитическом мышлении от Горбачёва до Ельцина

 

Начиная с 1985 г. в течение 15 лет система условий внешней политики России в корне изменилась. В первой половине 1980-ых годов Советский Союз был одной из двух сверхдержав, а период правления Горбачева с 1985-го по 1991-ый были годами его эрозии.[1] Начиная с 1992 г., когда Ельцин уже по существу один правит страной, Россия постепенно теряет свою значимость, становится только региональной державой. Пришедшему к власти в 2000 году Владимиру Путину удается всего только замедлить процесс заката былой империи.[2]

Политика гласности, cвязанная с именем Горбачева, не нова. Это слово придумали[3] в ХIХ векe. Политика гласности  после 1985 г. в немалой степени способствовала  ликвидации монопольного положения советской идеологии. Но потом картина становится еще более многоцветной: к началу 1990-х гг. в России выходят книги с внешнеполитическими теориями русских мыслителей XIX-XX. вв. Речь идёт здесь не только о трудах, написанных до 1917 г., но и о книгах, написанных эмигрантaми ХХ в. за пределами СССР. Именно поэтому их можно называть правильнее «старыми» или «старо-новыми». Перед горбачевской гласностью их считали «реакционными» и подвергали официальному преследованию. Поэтому только в результате их теперешней публикации они стали общедоступными для всего советского общества.[4]

Эпоха Горбачёва (1985-1991)

 

Можно признать верным утверждение, что из доминирующих идеологий ХХ-го века коммунизм и либерализм согласны в существовании общности человеческой природы.[5] Обе идеологии в своей основе исходят из принципов материализма.

Поэтому крах коммунизма и наступил тогда, когда эта идея не смогла своим подопечным обеспечить – из-за своей дефицитной экономики – не только обещанный «земной рай»,[6] но и цивилизированную жизнь для каждого советского гражданина.

Это ни для кого не было неожиданностью, ведь так было уже и в Советском союзе 70-ых годов, но положение в конце  1979 г. существенно ухудшилось, когда Москва послала солдат в Афганистан, и из ввода туда войск вскоре возникла затяжная война, которую нелегко было закончить.[7]

Для Кремля было сопряжено с дальнейшими неприятностями  избрание президентом США Рональда Рейгана, характеризовавшего Советский Союз как Империю Зла,[8] которую он хотел поставить на колени, пользуясь в основном экономическими средствами. Одной из главных целей  его программы войны в космосе была цель довести русское общество, живущее в менее развитых экономических условиях по сравнению с США, до краха при помощи гонки вооружений.

Советский исторический опыт ХХ в. вплоть до смерти Леонида Брежнева подтверждал, казалось, принцип, что полномочие руководителя действительно на длительный срок. С конца 1982 г. по март 1985 г. этот принцип оказался неверным, ведь за короткое время пришлось похоронить  трех советских генсеков.[9]

Новый советский руководитель, пришедший к власти в 1985 г., понимал тяжесть проблем Советского Союза и, хотя вначале он еще признавал «роль Сталина в общем», в 1986 г. советская печать уже сериями печатала критические статьи именно о сталинских преступлениях. Это действовало так потрясающе из-за того, что с 1964 г. подобного прецедента не было.[10]

Среди лозунгов Горбачева первым был «ускорение»,[11] который не имел почти никакого отношения к реформам, потому что оно не хотело касаться самой структуры системы. В таком понимании значение этого слова не может считаться даже попыткой перестройки системы. Ho несмотря на это, из-за необычности, уже эти первые шаги вызвали довольно большой интерес в целом мире.[12]

С целью выведения страны из международной изоляции первый человек партии сделал попытку привития «нового политического мышления». Он отказался – между прочим – от пролетарского интернационализма, исходя из того, что блоки исчезли и мир стал единым.[13]

Концепция экономической реформы была сформулирована на пленуме ЦК КПСС в июне 1987 г.[14] В конце концов, но довольно поздно, в течение 1989 – 1990 гг. приступили к реформе политической системы Советского Союза.[15]

Приблизительно одновременно с этим (до февраля 1989 г.) закончился вывод советской армии из Афганистана, и в этом году Горбачева стало возможно свободно критиковать в советской печати.[16] Однако политическая реформа страны была сопряжена и с эрозией власти партии. В марте 1990 г. Горбачева выбрали президентом Советского Союза, но прибалтийские республики почти одновременно с этим декларировали свою независимость. А в Нагорном Карабахе, Грузии и Молдавии вспыхнули вооруженные конфликты. Центр тоже не остался в стороне: Россия создала свою собственную коммунистическую партию.[17] В рассматриваемый период мы являлись свидетелями возникновения по всей стране параллельных струтур власти. Напрасно Горбачёв объявил ультиматум литовскому Верховному Совету, а в мае–аннулировал решение эстонского Верховного Совета о независимости, прибалтийцев не удалось унять. Советские органы власти в январе 1991 года в Вильнюсе применили оружие против литовцев. Литовцы в феврале на плебисците проголосовали за выход республики из Советского Союза. В марте Латвия, а в апреле и Грузия последовали их примеру. 17 марта перечисленные республики  весьма логично объявили бойкот союзному плебисциту.[18] В июне 1991 г. состоялись первые свободные выборы в России, на которых Бориса Ельцина избрали президентом Российской Федерации.[19]

Уже в 1989 г. Москва  отказывается от стран Варшавского договора (среди них и от ГДР) и в течение 1990 г. во всех этих странах были проведены свободные выборы.[20] Вопреки  этому, кажется, движение в республик, желающих отделиться от Советского Союза, настолько разозлил некоторых руководителей КПСС, что они19 августа 1991 г. организовали вооруженный путч в русской столице «для восстановления порядка». Горбачев в это время отдыхает в Крыму. На помощь советскому генсеку поспешил Борис Ельцин, т.е. параллельно организованное российское руководство. И он 8 декабря 1991 г. вместе с белорусским президентом Станиславом Шушкевичем и украинским президентом Леонидом Кравчуком, «благословил» создание абсолютно новой организации: СНГ, то есть Содружества Независимых Государств. Этим они вытащили из-под Горбачева «президентский престол». Горбачеву пришлось принять к сведению, что ему больше нечего делать в Кремле, и он – только 25 декабря 1991 г. – «отрекся». Этим Советский Союз прекратил свое существование и формально.[21]

Исходя из конечного результата, американский историк Ф. Фукуяма характеризовал горбачевскую перестройку, как «защитную модернизацию», реформой, у которой одним из важных элементов была уже ранее упомянутая гласность.[22] Одним из безусловно положительных результатов политики гласности, действительно, было издание и переиздание трудов авторов, прежде недоступных или запрещенных.

 

Самые значительные внешнеполитические направления

 

Российский вариант панславизма образовался, отчасти, используя традиции православия, содержание которого в течение I-ой мировой войны все-таки видоизменялось.

Это было тем внешнеполитическим направлением, следуя учению которого Россия вступила в I мировую войну. Некоторые элементы этого учения были использованы и  во второй мировой войне, особенно на последнем её этапе (см. лозунг: «братья—славяне!») не только в рамках СССР, но и за рубежом.[23] Самые значительные его теоретики: Михаил Погодин, братья Аксаковы. Федор Достоевский, Михаил Катков, Николай Данилевский, Александр Стронин, Ростислав Фадеев, Орест Миллер, Владимир Ламанский, Александр Киреев. Из-за систематизированности и разработанности особого внимания заслуживают книги «Россия и Европа» Николая Данилевского и «Политика как наука» Александра Стронина. Особый переход от панславизма к другой школе представляет собой деятельность Федора Достоевского и Константина Леонтьева. Это направление превратилось во внешнеполитическую школу, которая располагала общественной поддержкой после поражения в крымской войне со 2-ой половины 1850-х годов.

Труды этих мыслителей следует анализировать, исходя из следующих аспектов: а) поражение в крымской войне осмысливалось как более тяжелое, нежели это было на самом деле. Это повергло в шок русских современников, т.к. при этом они столкнулись с тяжелой технологической отсталостью России; б) они рассматривали миссию России, в первую очередь, в Европе, значит, внешнеполитические цели связывали их в основном с нашим континентом; в) Советский Союз был почти такой же величины, как царская Россия, т.е. речь идет о стране примерно такого же масштаба, а это значит, что и «исходная основа» их схожа; г) Советское государство «использовало» во время II-ой мировой войны и после нее внешнеполитическое наследство упомянутых авторов.

Второе характерное внешнеполитическое направление относится к «евразийцaм», которых упоминают и как создателей теории евразийского империализма.

Большинство работ Николая Трубецкого, Петра Савицкого, Георгия Вернадского и Льва Гумилева появилось в эмиграции в Западной Европе и на американском континенте в основном в период между двумя мировыми войнами. А в России более широкие круги русского общества могли прочитать их труды только с концa 1980-ых годов.

 

Панславизм

 

Книга Николая Данилевского «Россия и Европа» печаталась по частям в журнале «Заря» в 1869 г. в Санкт-Петербурге.[24] Данилевский впервые на русской земле пропагандировал необходимость биполярного мира, один полюс которого он нашел в России, а другой – в США. По Данилевскому эти два государства были призваны создать гармоническое равновесие мира. Его книгу – которую называли и библией панславизма – «вдохновили» только что возникшие объединённые итальянское и северо-немецкое государства. Панславизм Данилевского можно охарактеризовать как идеологическое направление, нацеленное на установление русской гегемонии над Европой с опорой на славянские народы Австро-Венгерской Монархии и Османской Империи, т.е. при поддержке славян Средней Европы и Балкан. Отсюда вытекает, что неславянам, то есть «враждебным» народам (такими были венгры и поляки) он не мог ничего обещать.[25]

Нельзя считать необычным, что не только Данилевский, но и русские панслависты вообще, представляли существование создаваемого славянского союза под руководством русских. Причиной продолжительной популярности Данилевского в России могли быть научная обоснованность, требовательность, высокий уровень презентации русского имперского мышления.[26] До Данилевского в России о необходимости реорганизации Европы в соответствии с интересами славян,[27] уделяя в этом важнейшую роль русским, писали не только Михаил Погодин, Алексей Хомяков, братья Аксаковы (Константин и Иван) и Юрий Самарин. Из авторов наиболее важных работ, отражающих это же мнение, следует упомянуть небезызвестного словацкого теоретика Людeвита Штура[28] и русского генерала Ростислава Фадеева, воевавшего позже в Сербии. А об Александре Стронине нельзя забывать хотя бы и потому, что, несмотря на испытанное им сильное влияние Данилевского, вопреки ему, исходя из собственной теории, он по-другому осмыслил происходящее в Европе и для излечения бед предложил другие средства.[29]

В своей книге Данилевский не собирался присоединить непосредственно к России запланированный им союз (восточно-) европейских славян – и это было принципиально ново. По его представлению после ликвидации Османской и Габсбургской империй на их бывших территориях будут созданы государства с конфедеративными связями между собой и с Российской империей. С опорой на эту конфедерацию и можно будет обеспечить русскую гегемонию в Европе – благодаря этому Россия и США смогут установить гармоническое равновесие сил во всемирном масштабе. То есть здесь речь идёт об умеренном мировом господстве, хотя мы должны признать и то, что современниками смысл текста книги воспринимался  основательно по другому. Через два года в Петербурге «Россия и Европа» вышла отделным томом. Однако в России книга стала популярной не в этом (значит,1871-ом) году, а в период русско-турецкой войны 1877-78 годов, и после смерти Данилевского в 1885-ом, да ещё более в  1888-89 годах. [30]

Константин Леонтьев состоял и на российской дипломатической службе. Свою деятельность в качестве идеолога он начал в 60-е годы с панславистами, но в своей внешнеполитической программе он наметил линию, резко расходящуюся со взглядами панславистов, особенно со второй половины 1870-ых годов. Его статья «Панславизм и греки» посвящена тяжбе константинопольского церковного руководства с болгарами, боровшимися за самостоятельную организацию своей церкви. Они добились этого, опираясь на Порту. Статью «Панславизм и греки» в то же время можно отнести к публикациям павнславистского толка. В ней автор очень коротко и убедительно анализирует, на что может расчитывать Россия в этом ареале.[31]

Упомянутые «ортодоксальные внутренние раздоры» приводят Леонтьева к переосмыслению старых взглядов и именно эта упомянутая выше статья является первой, в которой он утверждает совсем другие взгляды, чем раньше. Статьи 1880-ых годов свидетельствуют уже о чётком признании существования разных славянских обществ как отдельных национальностей, что раньше для русских не было однозначным. У Леонтьева не было иллюзий по отношению к предположенному панславистами существованию единства южнославянской и единой чехословацкой наций.

 

Идеологический империализм

 

Работа Константина Леонтьева «Храм и церковь» 1878 г. вместе со статьями Федора Достоевского, написанными в это же время, можно заслуженно рассматривать как идеологическую подготовку евразийского направления.

В то время, как два года раньше в одной из своих статьей Леонтьев считал славянское  происхождение и православную веру основой русского государства,[32] в статье 1878 г. он уже не считал происхождение решающим фактором: Если в Тибете или Бенгалии монголы или индусы руководствовались бы прочными и мудрыми основами православия, то, не обращая внимания на происхождение, на хотя бы миллионное славянское население с либеральной культурой нам – в интересах прочной дисциплины славянского ядра – следовало бы отдать предпочтение  церковному управлению монголов или индусов.[33]

Кроме того, что Леонтьев является духовнымм отцом евразийского империализма ХХ вeкa, один из главных выводов его творчества состоит в том, что он не считает достаточным этническое родство разных славянских народов для того, чтобы Россия могла расчитывaть на них во время осуществления своих внешнеполитических планов. Он подчеркивает необходимость более прочной идеологической связи, даже более этого – он склонен на этом алтаре пожертвовать даже этническим родством. Значит, в конце своей работы Константин Леонтьев не только отдаляется от представлений классического панславизма, но явно противоречит им. Но в центре его внимания в основном по-прежнему остается Европа. Не так у Достоевского, с которым он много спорил.

 

Америка России – это Азия

 

Федор Достоевский выпускал журнал «Дневник писателя» с 1876 по 1881 гг. Однако писатель и публицист не смог увидеть последний номер 1881 г., так как он появился после смерти издателя, но им Достоевский добился настоящей популярности.[34]

В 1875 г. на Балканах, в Боснии вспыхнуло восстание, в 1876 г. и болгары взялись за оружие. В мае 1876 г. турки жестоко подавили эти восстания. Летом 1876 г. Сербия и Черногория обявили войну Порте и, несмотря на то, что из-за границы прибыла помощь (русские офицеры-добровольцы вступaли в сербскую армию), Истамбул  добился быстрой победы. В петербургских и московских газетах начался настоящий поход прессы, вследствие которого  в апреле 1877 г. Россия объявила войну Османской империи. В 1878 г. война закончилась победой русских. Мир в марте 1878 г. в Сан- Стефано и конгресс в Берлине летом считаются новыми этапами и с точки зрения русского национального самосознания.[35]

Взгляды Достоевского в данный период интересны тем, что он одновременно нападал на турок и на  Запад, и его критика отличалась от той, к которой мы привыкли у других русских мыслителей. По мнению Достоевского выходом из кризиса рационального Запада является Россия с ее православной верой. Kатоличество отвергло Христа и пожертвовало евангельским  учением о любви, подготовив  почву материализму, социализму и полногому безбожию. Таким образом, социализм и католицизм были приведены у Достоевского к общему знаменателю. Писатель ненавидел больше всего Францию, которая «является гнездом как католической конспирации, так и социализма». А так как для настоящего немца самым большим врагом является социализм и католицизм, для немцев лучший союзник - православная Россия.

Немцы могут занимать территории на Западе, в то время как русские сделают это на Востоке. Победа реакции, таким образом, у Достоевского означала овладение русскими Константинополем.[36]

В течение 1877-78 гг. Достоевский предполагает, что Константинополь удастся присоединить к России. Но аннексия Константинополя не состоялась. Это событие, а также результаты  берлинского конгресса разочаровывают не только Достоевского, но и большинство его современников-панславистов. Впоследнем номере «Дневника писателя» Достоевский высказывает мысль, что надо идти через Азию. Этот путь является обходной дорогой в борьбе с Западом за превосходство над ним. С помощью Азии Россия будет достаточно сильной для выполнения своей мировой исторической миссии. Азия будет Америкой России.[37]

Несмотря на деятельность упомянутых авторов, во внешнеполитических вопросах в течение ХIХ века в основном решающими были расхождения славянофилов с западниками и растворяющийся в панславизме их симбиоз.

 

Славянофилы, западники, панславизм и роль географического пространства

 

Основным тезисом западников 1840-ых годов, воюющих со славянофилами, было то, что Россия только в отсталости отличается от (Западной) Европы. Это интересно потому, что работы относящихся к этому направлению Сергея Соловьева, Льва Мечникова и Василия Ключевского подчеркивают решающее влияние географического фактора в жизни государства с центрами  в Москве и Петербурге.[38]

Бесспорно, в 1850-60 – х гг. ядро панславистов составляли славянофилы. И западник Михаил Катков, один из самых влиятельных главных редакторов 60-х гг., тоже стал панславистом. Он стал популярным во время польского восстания благодаря своим агрессивным статьям против поляков. Катков был, наверно, самым влиятельным пропагандистом доктрины государственного национализма, в то время как Александр Стронин – автор книги «Политика как наука» (1870) – самый хороший систематизатор этой доктрины.

Он к тому же именно в геополитическом понимании говорит в основном другое, чем Данилевский в книге «Россия и Европа». Ведь Стронин наряду со своим дружеским отношением к Америке готовится к завоеванию не только части Европы, т.е. Восточной Европы, но всей Европы, правда, только на протяжении длительного периода. На ближайшее будущее он сторонник сотрудничества с немцами – так же, как и большинство его русских современников.

 

«Политика» Стронина

 

Стронин, в отличие от германо-романского и славяно-греческого раздела Европы, делит Европу не на историко-культурные типы, а на национальные культуры. Он не занимается США потому, что для него однозначно, что это страна будущего. По его мнению среди стран Европы больше всех потеряли свою ценность французы.[39]

Он проводит параллель между «гениальностью Москвы и Берлина», считая положительным «этническую смешанность» обоих государств. Стронин отрицательно относился к самодержавию России, как к последствию «татарского ига», т.е. к «наследству поневоле».

В его восприятии мира славянские народы не получили такой значительной роли, как у сторонников этноцентрического направления панславизма. «На пути к закономерному овладению мировым господством» он хотел опираться в первую очередь на силу российского государства. Как побочный фактор он упоминал: «Вероятно, в ходе сражения мы выйдем за рамки наших исходных целей и двинемся за Карпаты и за самые Альпы и Рейн…пока разве не дойдём до Атлантического океана».[40]

 

Появление геополитики в Европе

 

Основатели классической геополитики: британец сэр Х. Маккиндер, швед Р. Челлен немец Ф. Ратцель, и француз В. Блаш. Они написали свои основные труды на стыке ХIХ и ХХ вв., в которых изучали отношения географической среды, политики и установили их закономерности.[41]

В предисловии появившейся на венгерском языке хрестоматии русских геополитических текстов можно прочитать следующее утверждение ее редактора-составителя, Любови Шишелиной: Национальная политика является одной из центральных тем русской геополитики.[42]

Перефразировав данное предложение следующим образом: Геополитика является одной из центральных тем русской национальной политики – получим утверждение, более точно передающее сущность действительности. Оно даже лучше, чем опыт прошлого века, подходит к России наших дней.

 

Классическая русская геополитика

 

В России начала ХХ в. Вениамин Семенов-Тян-Шанский один из тех, кто владел обширными специальными знаниями по этой дисциплине и его выводы, несмотря на то, что они появились в 1915 г., и в наши дни актуальны. Он подробно знакомит нас со взятой в этническом понимании ранимостью русского Дальнего востока[43] и приводит «убедительные» доводы, зачем нужны России Константинополь и морские проливы.

Этот пыл, доходящий до мономании, начиная с Данилевского, характерен почти для каждого русского автора. Представители евразийской школы только после поражения в 1-ой мировой войне покончили с ней, как в корне панславистской программой. До этого вряд ли дошло бы дело так быстро без провала царского режима и рождения большевистской России. Большевикам же не приходилось «возиться» с этим внешнеполитическим направлением и потому, что после 1-ой мировой войны и революции они гордо обявили, у них нет ничего общего с традиционной царской внешней политикой.[44] Они обещали осуществить во всём мире пролетарскую диктатуру.

При этом «классические» евразийцы – Иван Солоневич, Пётр Савицкий, Николай Трубецкой, Георгий Вернадский и Лев Гумилёв – все без искючения были врагами большевизма как политического строя. Монархист Иван Ильин, которого в 1922 г. выслали из советской России, так пишет об этом: русская коммунистическая революция плод интеллектуального гниения Европы…она была смертельным подарком Запада Востоку,…потом – всему миру.[45]

Подобно Ильину Иван Солоневич тоже белый эмигрант, который в Аргентине написал свой главный труд. В отличие от предшествующих ему авторов он не отрицает факт российских завоеваний. Среди стран-захватниц Россия занимает первое место: ведь 22 миллиона квадратных вёрст не падают просто так с неба[46] и, хотя …Ленинов и Сталинов …своевременно надо повесить, он думает, что Сталин в 1947 г. не смог иначе поступить, а только так, как поступил…оставление Венгрии, Польши и других стран означало бы, что в Венгрии, Польше и других местах… возникли бы правительства и армии, безгранично ненавидящие коммунистических захватчиков[47]…Они могли бы поставить крест на мировую революцию и ждать капиталистическую консолидацию всего мира,…которая схватила бы за горло отряд русских подонков мировой революции – всех энкаведешников, конвойных и палачей[48]… -пишет он.

Конечный вывод после этого кажется малость удивительным: Россия после советов будет нуждаться в жестокой централизованной и не знающей пощады власти.

Евразийцы, о которых известно, что работали в Софии, Белграде, Берлине и Париже и существование которых однозначно связано с эмигрантским бытием, не думали о советском строе в основном иначе, чем только что приведенные авторы. Тех, у которых среди них не было достаточно ума или счастья, постигла судьба жившего в Праге Петра Савицкого. После освобождения Праги он провел 10 лет в разных советских лагерях, хотя его статьи по существу подтверждали  правомерность советского строя. В 20-ые гг. он утверждает то же самое, что и большевики: необоснованно говорить о славяно-русском мире, как о культурном целом,…потому что мы не славяне и не туранцы, а русские. В своей книге он пишет: Русская революция разделалась с Россией, считавшей себя Европой,…Коммунистическая власть примыкает к здоровым и творческим евразийским традициям тем, что дает свободу и место многим разным евразийским языкам для их использования и развития.[49]    

О татарском нашествии, играющем в русской истории большую роль, он вместе с Николаем Трубецким по существу утверждает, что без татарского господства России не было бы. Более того, для Трубецкого и то не составляет проблемы, чтобы рассматривать московское государство как наследство Чингиз хана. Он резко противостоит панславизму, который вместе с русификацией (sic!) – по нему – был полным предательством исторических традиций имперской России; и советскую власть считает в основном ничем иным, как режимом, ликвидировавшим антинациональную монархию Романовых.[50]

Уже и эти приведённые утверждения дают почувствовать основное противоречие : хотя евразийцам ,в основном, было не по вкусу всё то, что происходило в советской России, в своих конечных выводах  они всё-таки вынуждены признать, что то, к чему они пришли первыми, в конце концов было осуществлено Советским Союзом. В этом сыграло немалую роль и то, что в тридцатые годы их направление пережило кризис.

Труды наследников Трубецкого – ещё вовремя эмигрировавшего в США – Георгия Вернадского и – побывавшего долгие годы на архипелаге Гулаг – Льва Гумилёва возникли позже.[51]

 

Новая русская геополитика

 

Рассматривая работы Александра Дугина можно сказать со спокойной совестью, что мы имеем дело с новой русской геополитикой. При этом нельзя забывать, что распространение этого понятия в России в значительной мере заслуга председателя Либерально-демократической партии Владимира Жириновского. Он на декабрьских выборах 1993 года со своей партией добился весьма хороших результатов.[52]

Дугин признаёт, что советско-американская биполярная система рухнула, но вопреки этому он всё же высказывается за необходимость существования такой системы.[53] Следуя фразеологии Маккиндера, он высказывается за союз России с т. н. прибережными территориями и, в то же время, декларирует, что один из самых существенных геополитических запросов России – это строительство империи. [54]

По нему Россия в I-ой и II-ой мировой войне вступила в самоубийственный конфликт со своими естественными геополитическими союзниками, среднеевропейскими континентальными государствами: Австро-Венгрией и Германией.[55]

Значит, по существу Дугин возвращается к прежним российским традициям, исходя из которых Европу Россия должна делить с Германией. Он т. н. «серединную» зону, о которой знает, что это в основном славянский ареал, не чувствует своей.[56] Это любопытно в первую очередь потому, что он – по всей видимости – не считается серьёзно с поддержкой живущих там и славянских народов.

Дугин предполагает, что вместо геополитики славянофилов необходимо вернуться к евразийской концепции, исключающей на западе антигерманскую, а на востоке антияпонскую политику России. Надо порвать с »атлантической линией«, маскирующейся под русский национализм. Он однозначно голосует за ось Москва –Берлин.[57]

Книга Владимира Вольфовича Жириновского вышла в 1993-ем году на русском языке.[58] Жириновский в соответствии с правилами классической европейской политики – подобно Дугину – исходит из традиций хороших отношений с Германией, ибо считает, что может для Берлина обеспечить территориальную компенсацию, между прочим, не только за счёт России, но и за счёт Польши в Восточной Пруссии. Франции он предлагает помощь в освождении от американского и сионистского влияния. Нам венграм обещает некоторые территориальные уступки за счёт Румынии; румынам – кусок Молдавии. Более того, готов бы вернуть Финляндии г. Выборг (рядом с Санкт-Петербургом), отторгнутый Советским Союзом после II мировой войны.[59]

Его труды свидетельствуют о том, что их автор прекрасно чувствует и понимает то, что происходит в стране. Опираясь на имперские ностальгии русских, Жириновский с удовольствием оскорбляет США, президента Ельцына. Ссылаясь на положение русского национального меньшинства прибалтийских республик и Крыма, Жириновский старается вызвать сочувствие отечественной публики, и к чему ещё восприимчивее русские, пугает их тем, что если у власти останутся демократы, то через 50 лет жители простора от Тихого океана до Урала будут говорить по-китайски.[60] Жириновский и у панславистской идеологии заимствует простые и понятные утверждения,[61] но на этом и кончается его интерес к этой доктрине. Основная его идея, что он за Россию, которая должна быть единым и сильным государством, неделимым на украины, белоруссии, татарстаны и тому подобное – относится к внутренней политике.[62] Весьма характерно, что – по всей вероятности в связи с этим – он тёплыми словами вспоминает жестокую национальную политику Сталина.[63]

Его точка зрения в связи с коммунистами демонстративно нейтральна, тоже явно по внутриполитическим соображениям.[64]

В своей книге Последний бросок на Юг он пишет о выходе из создавшегося положения: предлагает, что для этого надо сделать: Россия…совершит свой последний великий поход на юг, выйдет к Индийскому океану. Союзниками русских – по Жириновскому – могут быть арабы, прежде  всех Ирак.[65] Заметно, что в отличие от панславистов и евразийцев Жириновский считает однозначно благоприятным для русской политики южное направление. Эта его концепция слабо мотивирована, ведь десятилетняя война Советского Союза в Афганистане уже доказала несостоятельность этой линии. Самый динамичный ареал развития мировой внешней политики для России был не в том направлении, куда хотел бы направить русскую экспансию Жириновский.

 

Советский Союз скончался – Россия Ельцина живет!

 

Начиная с 1989 г. у Горбачева не было восточно-европейской политики и в декабре этого года, встретившись с президентом Бушем на острове Мальта, он окончательно сдал эту зону.[66]

Барсенков видит главнейшую причину поражения Горбачева в том, что он не понял «своевременно деструктивный потенциал» национального вопроса, который вызвал в обществе глубокий кризис.[67]

В августе 1989 г. состоялись балтийские демонстрации «живых цепей»,[68] а из Нагорного Карабаха, Молдавии и Грузии слышалась ружейная пальба.[69]

В феврале 1990 г. вышеградские страны заявили, что Варшавский  договор надо аннулировать, но до этого акта очередь дошла формально только 1-го июля 1990 г. в Праге.[70] Опережая это, СССР согласился на воссоединение Германии. До этого практически дошла очередь 3 октября 1990 г., когда немцы организовали публичное зрелище снесения берлинской стены.[71] Летом 1990 г. НАТО заявило, что в дальнейшем не считает Советский Союз своим врагом.[72]

Борис Ельцин сумел ловко использовать aвгустовский военный путч 1991 г. для укрепления российских структур власти и ослабления - советских.[73]

Роспуском Советского Союза  в декабре 1991 г. граждане, живущие на территории России, отчасти выиграли, а отчасти проиграли. Население страны сократилось почти наполовину, но потери территории и экономики не были настолько велики.[74] К тому же число русских в составе населения страны увеличилось почти до 84% - эта пропорция достигла невиданного ранее рамера.[75] Правда, значительная диаспора русских оказалась в странах бывшего Советского Союза, не относящихся теперь к России.[76]

1992-93 гг.принесли в жизнь Кремля постоянную неопределённость. Ельцин вынужден был опираться на поддержку иностранных держав, ведь невозможно было знать, остановится ли распад страны у границ Российской Федерации или нет.

Внешняя политика теряла свои позиции и её положение было осложнено и тем, что вместо однозначного партийного руководства возникли различные параллельные структуры управления этим делом. Наряду с министерством иностранных дел было создано министерство СНГ. Президент страны тоже создал свой внешнеполитический кабинет. Министр иностранных дел Козырев тоже должен был отчитываться перед президентом. [77]

В то время, как на полях сражений в Боснии, на Балканах 1991 г. полыхала война, с территории стран бывшего Варшавского пакта из средней Европы вывели советские войска.[78]

После роспуска Варшавского договора логично было бы ликвидировать  и НАТО, ведь с исчезновением биполярного мира, после прекращения противостояния двух больших блоков ничто, казалось, не оправдывало присутствие НАТО в Европе. Так считали вначале и американцы, находящиеся на противоположном берегу Атлантического океана. Страны Варшавского договора летом 1992 г. официально выразили свое желание стать полноправными членами НАТО, что удивило не только русских, но и американцев.[79]

За расширение НАТО говорило и то, что после лета 1991 г. кризис в Боснии перешел в резню, а унять распустившихся насильников ЕС сам не мог, так как у него не было необходимых средств для торможения агрессии.[80] Летом 1992 г. появилось новое слово для выражения того, что происходило в Боснии: «этническая чистка».[81] 

Россия в это же самое время, т.е. после того, как с января 1992 года в руки Бориса Ельцина попала полная власть, продолжала и дальше производить впечатление довольно аморфного государства. В середине 1992 г. и здесь родилось новое слово: «ближнее зарубежье», которое означало не российскую часть бывшего Советского Союза. В течение 1993 - 94 гг. в России был в разгаре спор о конституции,[82] который с декабря 1994 г. только обостряла война в Чечне.

С января 1992 г. по октябрь 1993 г. теоретически существовала возможность устройства страны по идее русского национализма. По ней можно было бы провести коррекцию российских границ, объединить живущих за этими границами русских, образовать украинско-русско-белорусское единство. Однако эти представления столкнулись с тогда еще определяющими стремлениями русской политической элиты. Совершенно ясно, что русская националистическая альтернатива явилась бы причиной конфликта с живущими в России этническими и национальными меньшинствами, который мог бы расшатать и национально-административную федеральную систему страны. Коммунисты хотели бы восстановить всю советскую территорию, и из-за этого Россия  вошла бы в конфликт не только с соседними странами, но и со всеми мировыми державами, определяющими мировую политику.[83] Эти силы ослабли только после сведения счетов в октябре 1993 г., когда Ельцин велел обстрелять парламент.[84]

На осенних выборах 1993 года ЛДПР Жириновского добилась лучших результатов.[85] Естественно, что в таких условиях в первые два-три года эпохи Ельцина основным требованием по отношению к внешней политике было уменьшение конфликтов…Поле деятельности ранней русской внешней политики значительно ограничила нужда добиться, чтобы зарубежные державы не признавали самостоятельность административных единиц на территории России.[86]

Производство России в 1992 г. сверхдраматически сократилось.[87] У политического руководства страны были точные информации об этих условиях. Министром иностранных дел в это время был Андрей Козырев. Он был последовательным сторонником атлантического курса, который уже в 1992 году дискредитировался, но администрация Ельцина и после осады парламента 1993 года нуждалась в услугах Козырева. Поэтому его отстранили от должности только в конце 1995 — нач. 1996 года. [88]

 

Стратегия партнерства – доктрина Козырева[89]

 

Козырев исходит из того, что два враждующих блока исчезли, поэтому Соединенные Штаты Америки и другие западные демократические страны, само собой разумеется, являются естественными друзьями и союзниками России.[90]

В качестве результата он рассматривает проводимые Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом переговоры в отношении ограничения вооружения, но при этом Козырев  признает, что у России еще нет стратегии. Речь идет лишь о том, что ее признали и есть необходимость в партнерстве.

Одной задачей является «формирование открытого мира демократического российского государства, другой – стабилизация неустойчивого постконфронтационного мира”. Он считает, что здесь, в первую очередь, речь идет о Соединенных Штатах Америки и России, обладающих „исторически обусловленными возможностями” оказания влияния на судьбу мира.[91] В качестве оппонентов партнерства в России Козырев рассматривает тех, кто собирается теперь не столько под красными коммунистическими знаменами, сколько под ультранационалистическими, порой откровенно коричневыми знаменами. Эти силы, по его мнению, согласны по следующим двум тезисам. Первый - об обреченности России на конфронтацию с окружающим  миром. Второй - о фатальной непримиримости Востока и Запада.[92]

Большинство политических и общественных сил выступает за сильную, независимую и процветающую Россию. Отсюда вытекает, что успешной и надежной может быть только такая политика Кремля в отношении Запада и Запада в отношении Кремля, которая будет признавать равноправие и взаимную выгоду обеих сторон, статус и значение России как великой мировой державы. Проблемность этого утверждения заключалась лишь в том, что российская внешняя политика еще не располагала системой условий, необходимых для осуществления проектируемой политики. Подытоживая результат выборов, проходивших в декабре 1993 года, Козырев отметил: российские избиратели голосовали отнюдь не за восстановление империи или бросок к  теплым морям, хотя почти треть из них отдали голоса за партию Жириновского. Скорее, они голосовали против непомерно высокой цены рыночных реформ.[93]

По всей видимости, Козырев надеялся получить настоящие, дальнейшие ресурсы из ослабления гонки вооружений: Не русский народ, а тоталитарная коммунистическая власть растрачивала интеллектуальные и духовные силы нации в бессмысленной гонке вооружений и военных авантюрах в Чехославакии, Венгрии, Афганистане.

Следующее заключение - миссия России в том, чтобы быть империей[94] - можно считать скидкой, сделанной российскому общественному мнению.

Козырев вновь подчеркивает необходимость партнерства, базирующегося на сотрудничестве и обещает многополюсный мир. Он считает это необходимым потому, что США при всей их мощи не в состоянии в одиночку управлять всем на свете, с другой стороны потому, что Россия ... остается мировой державой не только в том, что касается ядерной и в целом военной мощи, но и по новейшим технологиям, не говоря уже о  природных ресурсах и геостратегическом положении.

По мнению Козырева к числу преимуществ многополюсного мира относится тот факт, что он более эффективно может вести борьбу с разными видами агрессивного национализма. Агрессивный национализм сегодня представляет собой не меньшую опасность, чем вчера - угроза ядерного конфликта.[95]

Говоря о составных частях полного стратегического партнерства Козырев указывает на некоторые противоречия, например, на то, что „Атлантический альянс был создан для отражения коммунистической экспансии. Для целей же  нынешнего этапа этот институт, как бы он ни был эффективен, сам по себе неадекватен в силу того, что у НАТО больше нет военного противника, а в самой НАТО нет России.”

Анализируя программу организации „Партнерство ради мира”[96] Козырев утверждает, что она в своей сегодняшней фазе соответствует потребностям сближения России и альянса. В то же время в создании единой внеблоковой Европы, по его мнению, главная роль должна принадлежать ОБСЕ (Организация безопасности и сотрудничества в Европе) и в дальнейшем постепенно опираться на ООН, а также внутри нее - на постоянных членов Совета безопасности.[97]

Козырев считает, что – так как доверие не может быть односторонним, поэтому – между Россией и упомянутыми выше организациями необходимо не только взаимное информирование о принятых решениях, но и предварительное согласование подходов. Что касается боснийского кризиса, он замечает, что НATO приняло решение об объявлении ультиматума боснийским сербам и нанесении воздушных ударов без участия России.[98] Что касается вопроса бывших советских территорий, существует принципиальная разница мнений между сегодняшним российским руководством и приверженцами российско-имперской политики, – подчеркивает российский министр иностранных дел. Российские демократы хотят не привилегий, а нормального гражданства и равноправия для русских в этих государствах. Россия с большим трудом добилась учреждения поста Верховного Комиссара ОБСЕ по делам национальных меньшинств. Однако его рекомендации властям Латвии и Эстонии ...не выполняются.[99]

Для внешней политики Козырева стали роковыми провал Содружества Независимых Государств и шоковая терапия Гайдара[100]. Одним словом, в основном то, что правительство оказалось не в состоянии организовать снабжение, обеспечить население  товарами.[101]

Первая коррекция внешней политики была сформулирована в концепции «Стратегия для России», опубликованной в августе 1992 года Советом внешней политики и обороны. В официальном документе в России было впервые открыто заявлено, что страна - уже не сверхвеликая, а просто средняя держава. Уже в одном из первых абзацев сравнивались возможности мировой политики Москвы с Францией, Великобританией, Индией. Это дало понять, что потеря международного статуса еще незаконченный процесс. Совет считал, что козыревский американоцентризм неправилен и не может быть поддержан. В документе открыто заявлено, что российское руководство не заинтересовано в дальнейшей изоляции России. Было также высказано, что России должна сама встать на ноги. В «Стратегии для России» сформулировано, что ядерное оружие остается центральным элементом  капитала мировой политики Москвы. В качестве выводов было отмечено, что та территория, на которой Россия может играть роль международного миротворца, с точки зрения мировой политики – маргинальна. В документе однозначно подчеркивается, что и в дальнейшем  важным считается поддержание контактов с Западом. 

Учитывая вышесказанное, наверное, не будет удивительным, что во втором полугодии 1992 года Министерство Иностранных дел под руководством Андрея Козырева потеряло свою существующую до этого омнипотентность над внешней политикой. Одним из определяющих соперников стал Совет Национальной безопасности, функционирующий под руководством Юрия Скокова. Эта организация была создана в мае 1992 года параллельно с Военным Министерством и первоначально  в неё входили представители силовых организаций, к ней относились – в узком смысле - вопросы безопасности и военной политики. Помимо вопросов, касающихся армии, Совет стал вскоре главным форумом, выносящим решения и по вопросам политики ближнего зарубежья. В конце концов, в первом полугодии 1993 года под эгидой разработки доктрины политики безопасности он предявил свои претензии на формирование всех вопросов внешней политики.[102]

6 мая 1992 года Вацлав Хавел, Лех Валенса и Йожеф Анталл, то есть руководители стран Центральной Европы, так называемых вышеградских стран (государств - членов вышеградского договора), заявили о том, что их целью является полноправное членство в HATO.[103] В конце года в Америке проводились президентские выборы. Когда 20 января 1993 года в Соединенных Штатах Америки прошла инагуация нового президента Билла Клинтона, ему пришлось столкнуться с тремя вопросами: в Европе на Балканах лилась кровь, страны Центральной Европы стремились стать полноправными членами HATO, в России же царила неопределенность.[104]

Россия интересовала Билла Клинтона изначально. В апреле 1993 года в Ванкувере он встретился с президентом Ельциным и предоставил ему гуманитарную помощь на сумму 1,6 млрд. долларов. Фотографии из Боснии напоминали Холокауст. 1 мая 1993 года было снято эмбарго на поставку оружия и были начаты воздушные бомбардировки сербских формирований в Боснии.[105] Клинтон вскоре пришел к выводу, что наряду с Россией необходимо что-либо предпринимать и с HATO, вернее вопросы России и НATO следует решать одновременно. Война в Боснии обеспечила для HATO возможность выполнения такой новой задачи, которая ранее не фигурировала среди задач, стоящих перед Северо-Атлантическим блоком, а именно: задачи миротворчества. В августе 1993 года в интересах сближения стран членов HATO и стран, не являющихся членами HATO, была создана программа под названием «Партнерство во имя мира».[106]

В августе 1993 года Леху Валенсе удалось добиться у Бориса Ельцина, находившегося в Варшаве, подписания коммюнике, согласно которому российский президент не был против вступления Польши в HATO. По словам свидетелей президент России был трезв. Подобный неожиданный шаг Валенсы заставил задуматься и побудил к действиям американское руководство.[107]

Результат выборов в России, проводившихся в конце года, активное давление республиканцев, а также 10-миллионная польская диаспора сыграли для американского руководства большую роль в том, что в начале 1994 года правительство Клинтона определенно решило: вопрос не в том, будет ли расширено HATO, а в том, когда.[108]

Для американцев было важным добиться того, чтобы Россия не считала НАТО своим врагом, поэтому с помощью программы «Партнерство ради мира» они намеревались привлечь Россию к процессу миротворчества в Боснии. Осенью 1994 года в Европе существовало два неразрешенных вопроса. Один из них – Босния, другой – Россия. В декабре 1994 года, находясь в Будапеште, Борис Ельцин удивил всех своим резким протестом против расширения HATO. Американцы и их европейские союзники пришли к выводу, что с вопросом расширения НАТО им необходимо подождать до 1996 года, то есть до российских президентских выборов. До того момента им следует лишь уточнить практические вопросы вступления в Северо-атлантический блок.[109]

В конце марта 1994 года HATO начало бомбардировки сербских формирований в Боснии, что вызвало протест со стороны России, но в первом полугодии 1995 года в рамках IFOR страны НАТО и страны, не являющиеся его членами, в том числе и Россия, приняли совместное участие в миротворческой деятельности в Боснии. В свою очередь, в мае 1995 года боснийские сербы взяли в плен несколько сот солдат миротворческих сил ООН и приковали их к телефонным столбам, желая тем самым вынудить HATO отказаться от дальнейших акций. Новый президент Франции Жак Ширак был разъярен. Это последняя капля, – заявил он Клинтону, - настало время выступить против них. Американский президент пришел к этому же выводу, особенно после того, как получил известие о кровавой бане в Сребренице 17 июля 1995 года.[110] В конце августа против боснийских сербов, атакующих Сараево, была начата военная операция Deliberate Force. В начале октября боснийские сербы отступили.[111] 25 ноября 1995 года был подписан дайтонский договор, согласно которому этническое разделение Боснии, казалось, поставило точку в боснийской войне.[112]

23 октября 1995 года в разговоре с американским приезидентом Клинтоном Ельцин заявил, что у россиян аллергия на HATO.[113] Вскоре Ельцина стали вновь занимать другие проблемы. Во время декабрьских выборов в Думу победили коммунисты. Они получили больше всего голосов.[114] По результатам опроса общественного мнения Ельцина поддержало лишь 5% опрошенных.[115] Результат российских выборов стал сюрпризом и для американского руководства.[116]

HATO направило в Боснию 60 000 военнослужащих. 6 января 1996 года на место министра иностранных дел Козырева Ельцин назначил руководителя российской внешней разведки Михаила Примакова. В российской прессе его считали приверженцем евразийского направления. Было хорошо известно, что во время инициированной Бушем войны в Персидском заливе Примаков поддерживал Саддама Хуссейна.[117]

 

Доктрина Примакова [118]

 

Евгений Примаков, как это показали и последующие месяцы, был ярым противником расширения НАТО.[119] На его письменном столе стоял бюст министра иностранных дел времен Александра II - князя Горчакова, чьим лозунгом было высказывание – Россия не сердится, а сосредоточивается.[120]

В своих исследованиях Примаков исходит из того, что конфронтация между двумя блоками исчезла, но это не означает, что демократические принципы были автоматически реализованы в международных отношениях. Расширилась зона регионального конфликта, появился терроризм. Двуполюсный мир стал многополюсным. После роспуска Варшавского Договора, а затем вслед за распадом Советского Союза большинство государств Ценральной Европы изменили свою ориентацию, их отношения с Россией стали свободнее. Характер отношений России и СНГ случаен.

Примаков считает, что в Западной Европе интерес к «евроцентризму» постепенно подавляет евроатлантическую интеграцию. Параллельно с укреплением позиций Японии ослабляется военно-политическая зависимость Европы от Соединенных Штатов Америки.

По мнению Примакова самостоятельность Китая возросла. На основании этого был сделан вывод, согласно которому мы пока еще не можем утверждать, что многополюсный мир уже существует, также мы не можем говорить и о том, что характер международных отношений сформировался.

Говоря об условиях перехода к новому миропорядку Примаков исходил из тезисов приверженцев школы Reаlpolitik. „Намерения в политике - переменная величина, в то время как потенциал -  постоянная.”[121]

Он вспоминает, что в 1989-1990 годы западные государства обещали Советскому Союзу, что в случае объединения Германии расширения НАТО в восточном направлении не последует.[122] (Русские и американцы по-разному вспоминают 1990 год. Aмериканские дипломаты решительно утверждают, что об этом и речи не было, так как они имели право вести переговоры только о будущем Германии, поэтому о будущем НАТО не могло быть и речи).[123]

Примаков касается также и задач борьбы с международным терроризмом; решение этой задачи, по его мнению, наилучшим образом может быть выполнено в рамках ООН.[124]

Утверждение, что из холодной войны одни страны вышли бы победителями, другие - побежденными, неверно, ведь по обе стороны „железного занавеса” (русские и Запад – Г.Г.) партнёры, совместными усилиями освободились от политики конфронтации. Необходимо координировать акции международной общественности в интересах урегулирования конфликтов, в области снижения вооружения, а также в укреплении гуманитарных, правовых компонентов безопасности, в оказании необходимой поддержки тем странам, развитие которых сталкивается с трудностями.[125]

Наряду с тем, что Россия была рада дайтинскому урегулированию вопроса, принесшего мир в Боснию и Герцеговину, она была удовлетворена также и временным прекращением боевых действий в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии и Нагорном Карабахе. Примаков отмечает, что о стабильном мире говорить еще рано. На палестинских, сирийских и ливанских направлениях успеха можно добиться лишь основываясь на принципе «территории в обмен на мир», резолюциях Совета Безопасности ООН.

Примаков отмечает, что после выборов, проведенных 14 сентября 1996 года, возможность стабильного мира в Боснии и Герцеговине выросла, но в тоже время нельзя исключить и возможность возникновения новой конфронтации.[126] Он заявил о готовности России принять участие в обеспечении, по всей видимости, длительного военного и полицейского присутствия в Боснии и Герцеговине. Была подчеркнута потребность вовлечения Югославии в международную жизнь: необходимо восстановить членство  Белграда в ООН и Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе.

Примаков отмечает, что разработан и готов к подписанию Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, согласно которому ядерный арсенал должен храниться на территории только ядерных держав.[127]

По мнению Примакова с началом «постконфронтационного периода» становится особенно важной модернизация Договора об обычных вооруженных силах в Европе.

Теоретически он рассуждает о том, что в концепциях международной безопасности одним из центральных вопросов по–прежнему остается вопрос прав человека, возникает все большая необходимость защиты прав национальных меньшинств, хотя ситуация осложняется тем, что защита прав национальных меньшинств должна быть совмещена с принципом территориальной целостности указанного государства. Это утверждение касается стран Балтии, особенно Латвии и Эстонии, где дискриминационная политика используется в отношении русскоязычного населения. Примаков считает, что ООН и другие международные организации должны вести более активную работу по защите национальных меньшинств.[128]

Российский министр иностранных дел обращается к опыту прошлых лет и анализирует, в чем же заключался секрет успешной европейской системы безопасности. С точки зрения Примакова во время холодной войны стабильность на европейском театре была достигнута за счет баланса сил. Но европейские страны, США и Канада уже в последние десятилетия пришли к заключению, - отмечает Примаков - что необходимо подписать хельсинкский Заключительный акт, основное предназначение которого было в фиксации государственных границ, образовавшихся в результате второй мировой войны.

После окончания холодной войны некоторые европейские государства – Советский Союз, Чехословакия, Югославия – распались, на их территориях образовался ряд новых государств, но их границы уже не фиксируются и не гарантируются хельсинскими договоренностями, в результате этого Европа стала зоной региональных конфликтов.[129]

На внешнеполитическом уровне Примаков перечисляет следующие угрозы для Европы: среди глобальных - ядерное оружие, но не менее опасными он считает регионально-локальные конфликты, и только после них следуют «нетрадиционные угрозы», которые связаны с международным терроризмом, организованной преступностью или исходят из нарушения прав национальных меньшинств.

По мнению Примакова ОБСЕ единственная действительно универсальная общеевропейская организация[130] и в решении указанных выше конфликтов ей следовало бы опираться на СБ ООН.[131]

Между НАТО и Россией создались особые отношения, которые должны быть урегулированы. Особое внимание, - и это вновь точка зрения Примакова, - следует уделить тому факту, что НАТО со времен окончания холодной войны еще не трансформировалось. Он считает, что возможное членство Росси в НАТО ничто иное как «лукавство». [132]

Это исследование свидетельствует о том, что Примаков стремится оказать влияние на сроки и условия расширения НАТО.[133]

Помимо ОБСЕ, специализирующейся лишь на европейских проблемах, самой важной международной организацией является  Организация Объдиненных Наций. Это утверждение является центральным элементом концепции Примакова. Он считает, что ООН является главным механизмом, способным обеспечить беспрепятственный переход от двухполюсного ... к многополюсному миру.

Примаков убежден в том, что главной задачей ООН и в дальнейшем остается поддержание международного мира и безопасности. Он обращает внимание на главный изъян мировой организации, а именно на так называемый «санкциональный синдром», то есть, например, на сегодняшний момент не предусмотрена четкая процедура по снятию санкций. По мнению министра, ООН и в дальнейшем должна оставаться единственной организацией, дающей санкции на применение силовых методов. Любые подобные действия в обход Совета Безопасности ООН необходимо исключить.[134]

Говоря о России Примаков считает, что ООН должна больше внимания уделять пространству СНГ, где „пока основную роль приходится играть России и ее партнерам по Содружеству.[135]

По сравнению с теорией Козырева о едином мире доктрина Примакова посвящена многополюсному миру, то есть речь идет о множестве небольших миров. Если у Козырева – по крайней мере в начале – нет курса самостоятельной российской внешней политики, и в принципе он приспосабливается к американским внешнеполитическим ожиданиям,[136] Примаков же считает важными полюсы, существующие вне Соединенных Штатов Америки, среди них он называет также и Европу, которая может быть использована в противопоставлении США.

Козырев признает слабость России, запугивая мир красно-коричневым империализмом российских сил и в качестве источника опасности называет агрессивный национализм постсоветского пространства. Примаков не говорит о подобных вещах, он, в свою очередь, сотрудничает с НАТО в миротворческой деятельности в Боснии и если уже не удалось полностью воспрепятствовать расширению НАТО, он пытается выставить в связи с этим свои условия. На территории СНГ Примаков выступает в роли миротворца. В театре мировой политики он стремится к развитию ООН и ОБСЕ, организаций, в которых Россия является постоянным членом и может оказать влияние на принятие решений.

В работе Примакова мы встретились со значительно большим количеством конкретных предложений, его концепция базируется на позициях страны, в них чувствуется стремление повлиять на формирование судьбы мира. 

В обеих концепциях общей является тема Прибалтики, здесь с точки зрения прав человека говорится о проблемах проживающего там русскоязычного населения. По сравнению с работой Козырева, Примаков приводит по данному вопросу более конкретные предложения. Интересно, как Примаков раскрывает проблему национальных меньшинств, которую он достаточно тесно связывает с вопросом целостности границ.[137] В исследовании Козырева мы с подобными определениями не встретились.

В книге Андраша Деака период, начавшийся с января 1996 года, а именно с момента назначения Примакова министром иностранных дел, характеризуется как период российской великодержавной политики.[138] То, что Ельцин, несмотря на свой провал в декабре 1995 года (индекс его популярности составил всего 5%), решил выставить свою кандидатуру на президентских выборах летом 1996 года, по мнению Деака, было решено в марте 1996.[139] Андраш Деак считает, что русские придавали слишком большое значение расширению НАТО; несмотря на урегулирование югославского вопроса, Москва неглигировала дипломатические процессы древнего контитента. Тем самым с точки зрения поиска партнеров и оказания влияния она вычеркнула из рядов своих союзников самое перспективное пространство.[140]

В отношении российского руководства в течение 1996 года интересные замечания были сделаны Юрием Батуриным, секретарем Совета Обороны - среди прочих по вопросу территориального перемещения россиян.[141]

Во времена Примакова, с одной стороны, споры о характере России как великой державы оказались в безвоздушном пространстве, с другой стороны, атлантизм начала 90-х годов преобразился, так как советско-российское великодержавное наследство было осознанно принято.[142]

Финансовый кризис, разразившийся в России в августе 1998 года, не только снял с повестки дня западную интеграцию, но и вывел из власти группы молодых либералов. Изрядно сдавший морально и физически Ельцин был не в состоянии в значительной мере оказывать влияние на происходящее. Выборный сезон 1999-2000 гг. не предвещал ничего хорошего, туманными были и перспективы послеельциновской России. Западная оценка Москвы радикально упала. Эти процессы были кульминационными во время конфликта в Косово весной 1999 года, но на парламентских выборах 1999 года уже доминировала борьба двух ельциновских групп: коммунисты и ЛДПР ушли на задний план.[143]

12 марта 1999 года вступление в НАТО трех центрально-европейских стран стало окончательно свершившимся фактом.[144]

Война в Боснии и в Косово, а также связанное с этим расширение НАТО послужили почвой  и для панславистских представлений.

 

Балканы через панславистскую призму

 

Наталия Нарочницкая, проработавшая в 1980-е годы несколько лет сотрудником советской миссии в Нью-Йорке, говоря о берлинском конгрессе 1878 года, а также о событиях первой и второй мировой войны, активно использовала понятие панславизма.[145] Она упоминает о сербах как о пионерах «православной цивилизации», осуждает бомбардировки НАТО „беззащитного Белграда” в 1999 году, затем отмечает совпадение планов НАТО  и пангерманских планов 1911 года.[146]

Нарочницкая считает, что марксистская доктрина первоначально не была приспособлена для построения государства, поэтому во времена Сталина в тридцатые годы появилась необходимость обращения к прошлому России, к доктрине защиты национальных интересов. Вследствие этого российская история была частично реабилитирована большевиками, в 1939 году большевики отменили также и антирелигиозные санкции.[147]

В дискуссии по вопросу русинов Нарочницкая приводит интересные факты и осуждает поведение Болгарии, предоставившей НАТО в 1999 году свое воздушное пространство для бомбардировок Югославии.[148]

Попытка раскрытия более глубокой связи событий была предпринята и философскими исследованиями. Среди первых стоит назвать монографию «Реванш истории: российская стратегическая инициатива в XXI веке» Александра Сергеевича Панарина, известного как автор многих книг по политологии и философии.[149]

 

Александр Панарин[150]

 

В то время как Александр Дугин и Владимир Жириновский концентрировались прежде всего на Европу и Индию, филосов Александр Панарин в первую очередь уделял особое внимание Востоку: Китаю, Японии и Индии. Он считал эти государства потенциальными союзниками. Этим он отличается и от Владимира Жириновского, так как согласно его заявлению: новые инициативы слелует ожидать не с экономически бедного Юга, а от духовно богатого Востока. В качестве угрозы миру, ставшему однополюсным, он называет миграцию потребительского типа, так как динамичные элементы общества отрекутся от своей национальной принадлежности и ведут себя как кочевники, скитающиеся в мире в погоне за успехом.[151]

Советский Союз, по мнению Панарина, был создан в результате катастроф и в сравнении с Западом стал военной базой Востока, выдвинутой на передний план, в свою очередь, он и в дальнейшем остается рабом западного принципа, рабом нигилистской модернизации.

Почему же Китай не был способен инициировать создание новой системы норм? Ответ скрывается в созданном о России представлении: Россия - это страна, где есть место моральному, религиозному, целостному принципу и материальной силе, дающей этому практический вес.

Что касается предположений относительно будущего Центральной Европы имеет смысл привести его следующие слова: Пока существовал Советский Союз, покушавшийся на суверенитеты во имя пролетарского интернационализма, национализм Центральной и Восточной Европы был антикоммунистическим. Однако сразу после распада Советского Союза он стал антилиберальным и, говоря о его перспективах, превратился в противника атлантизма.

Автор ссылается также на Хантингтона. Он убежден, что Восточная Европа потеряна для русских вместе со славянскими народами. Центральную Европу объединит Германия. [152]

Едва ли можно считать беспочвенными утверждения Панарина, что тотальная деградация глобальной власти бросает несравнимо больший вызов человечеству, чем тоталитаризм, появившийся ранее на национальном и региональном уровнях.[153]

 

Выводы

 

Благодаря гласности период от Горбачева до Ельцина обеспечил российской общественности возможность ознакомиться и с публикациями  небольшевистской внешней политики прошлого.

С распадом Советского Союза Россия потеряла огромные территории, и последствия этого факта ей не удалось осмыслить до сих пор. Советское имперское прошлое с 1992 года оказалось не менее сильным, чем досоветский период, в то же время систематически ухудшающиеся экономические параметры неоднократно ставили под вопрос способность функционирования российского государства вообще. Непосредственно после рождения ельцинской России на первый план вышли предложения в области геополитики, и в свою очередь, в уже осуществленной политике главенствовали практические точки зрения, связанные с ядерным оружием советского периода и враждебным представлением о НАТО. Прежде всего, вследствие серьезного экономического спада во второй половине 90-х годов российское жизненное пространство значительно сократилось, московские политики отказались от односторонней атлантической ориентации предыдущего периода и пытались расширить жизненное пространство России. Успех Примакова частично объясняется этим, хотя его взгляд на расширение НАТО ограничил и его собственные возможности.

Существенная российская внешняя политика не вообразима без экономического становления России. В середине 90-х годов основной проблемой Москвы была проблема ближнего зарубежья, по всей видимости, подобное состояние вещей сохранится и в будущем. „Русскоязычное население”, оказавшееся за пределами границ России, в любом случае, будет играть в этом вопросе свою роль, вопрос лишь в том – какую. Неизвестно  также еще и то, какими темпами будет развиваться российская экономика, какова будет ее структура, и в соответствии с этим: каким будет направление ее развития, потому что российская внешняя политика с европейской ориентацией может быть достаточно разнообразна, в ней могут вместе сосуществовать сформировавшиеся ранеее внешнеполитические направления.


 

[1] В эпоху Советского Союза успех системы измерялся результативностью её внешней политики.В соответствии с имперской логикой советской системы успех внешней политики в более широком понимании всё больше становится единственным средством максимализации власти. Стратегическое положение Советского Союза в мире никогда не было настолько высоким, как на заре горбачёвских реформ…к концу 80-ых годов это положение изменилось…внешняя политика потеряла свою высокую позицию в иерархии проблем власти. Советская элита к 1989г. сочла возможным пожертвовать некоторыми позициями …причинно-результативные отношения между внешней и внутренней политикой изменились. DEÁK András: Az orosz külpolitikai gondolkodás története (1992-1997), Akadémiai Kiadó, Budapest 2005. 30-31.

[2] Россия в качестве наследницы Советского Союза сохранила за собой больше половины территории, населения и индустриальной мощи. Всё это после 1991 года, до конца исследуемого периода расшатывается в невиданной мере. Особенностью случившегося является то, что всё это происходит в мирное время, а размеры потерь равны потерям мировых войн.

[3] После поражения в крымской войне (1853-1856) царь Александр II предположил, что гласность будет подходящим средством …выдвижения самых способных людей, для наказания злоупотреблений,..и т.д. Выдержки из политических писем воспитателя Александра II–го, московского историка Михаила Погодина. HONFI József: Oroszország a kapitalizmus és imperializmus korában. (Válogatott dokumentumok) Olvasókönyv a Szovjetunió története tanulmányozásához. II. kötet. Tankönyvkiadó, Budapest 1958. 15.

[4] Наталия Алексеевна НАРОЧНИЦКАЯ: Россия и русские в мировой истории. Международные отношения, Москва 2004. 536. Ссылки автора убедительно подтверждают то, что влияние этих трудов в рассматриваемый период, по всей вероятности, больше, чем оно было во время их написания.

[5] Национал-социализм или фашизм размышлял об этом совсем по-другому. Смотри об этом: Francis FUKUYAMA: A történelem vége és az utolsó ember. Európa Könyvkiadó, Budapest 1994. 600. 43.

[6]…американский рабочий был намного менее рабом потребностей, чем его советский коллега…как в западных потребительских обществах, так и в коммунистических обществах расширялся горизонт потребностей, а для их удовлетворения у последних не было средств.

…Если человек прежде всего «экономическое животное», которым управляют желания и разум, тогда и процесс исторического развития должен быть более-менее схожим…” FUKUYAMA: 199-200.

[7] В Афганистане в среднем ежегодно погибало 2000 советских солдат, что является довольно скромным числом. Mihail HELLER - Alekszandr NYEKRICS: A Szovjetunió története, Osiris Kiadó – 2000, Budapest 1996. 610. 80-тысячная советская армия могла взять под свой контроль всего лишь несколько больших городов и главных дорог. HELLER – NYEKRICS: 551, 533.

[8] НАРОЧНИЦКАЯ: 377.

[9] В начале ноября 1982 г. умер Леонид Брежнев, его преемником во главе КПСС стал Юрий Андропов. Андропов умер 9 февраля 1984 г. За ним последовал Константин Черненко, который скончался в марте 1985 г. HELLER – NYEKRICS: 543-545, 557.

[10] Горбачев в 1987-ом г. подошел к такому ограниченному либерализму, который Бухарин и Ленин пропагандировали в 20-ые годы. См. Речь 7 ноября 1987 г. Цитирует FUKUYAMA: 490.

[11] Мы можем найти высказывания Горбачева в таком плане в документах КПСС в период между мартом и июнем 1985 г. А.С. БАРСЕНКОВ: Реформы Горбачева и судьба союзного государства 1985 – 1991, Издательство Московского университета, Москва 2001. 63.

[12] БАРСЕНКОВ: 9.

[13] История России ХХ – нач. ХХI вв. Филологическое общество «Слово» . Изд-во Ексмо, Мockвa 2004. 386-387.

[14] БАРСЕНКОВ: 103.

[15] БАРСЕНКОВ: 118.

[16] FUKUYAMA: 55-56.

[17] HELLER-NYEKRICS: 565-566.

[18] FONT Márta - KRAUSZ Tamás - NIEDERHAUSER Emil - SZVÁK Gyula: Oroszország története. Maecenas, 1997. 616-617.

[19] FUKUYAMA: 58.

[20] Давая импульс между тем и прибалтийцам. (Г.Г.)

[21] HELLER-NYEKRICS: 572-574.

[22] Между прочим, об этом лозунге, берущем свое начало из эпохи царя Александра II – реформатора, надо знать, что и в то время он в своей основе означал  «защитную модернизацию». Погодин в письме от 1854 г. пишет о необходимости гласности так: «нам нужны гласность и реформы для того, чтобы у России были лучшие пушки». Приводит П.А. ЗАЁНЧКОВСКИЙ: Правительственный аппарат самодержавной России ХIХ века. Издательство «Мысль», Москва 1978. 179.

[23] Американский историк Г. Кон в своей книге о панславизме (Hans KOHN: Pan-Slavism. Its History and Ideology. Second edition, revised. Vintage Books, New York, A Division of Random House, 1960.) эпоху после I мировой войны называет триумфом западных, эпоху после второй –триумфом восточных славян. 255-324.

[24] Венгерское издание книги «Россия и Европа» – GAZDAG Ferenc - Ljubov SISELINA (szerk.): Оroszország és Európa. Orosz geopolitikai szöveggyűjtemény. Zrínyi Kiadó, Budapest 2004. 446. – Хрестоматия трудов нескольких русских авторов. Своё название оно заимствовало у одноименного труда Н. Я. Данилевского, вышедшего в 1869 г. в Санкт-Петербурге. Цитированная книга содержит и важнейшие главы труда Данилевского на венгерском языке в переводе Шишелиной.

[25] Отношение Данилевского к полякам весьма противоречиво. Неясно, войдут ли они в славянский союз, как самостоятельное государство, или будут непосредственно включены в состав Российской Империи. Государственную самостоятельность венгров он не ставит под вопрос, хотя план её расчленения Данилевский разработал с точностью до квадратных вёрст. Однако, представленные им границы расчлененной Венгрии всё же более выгодные, чем нынешние. Об этом в кн.: GECSE Géza: Bizánctól Bizáncig. Epizódok az orosz pánszlávizmus történetéből. Interetnica. Budapest 1993. 61. 102.

[26] Его книга «Россия и Европа» до 1895 года выдержала пять изданий (этот факт достоин удивления, ведь начиная с 1869 года – года первого её издания – в мире произошли немалые изменения; и само по себе чтение книги, вследствие её стиля, составляет немалый труд). (ГГ.)

[27] Панславизм «развили» в доктрину представители официальной народности и продолжатели их дела - славянофилы. Важную роль сыграл в этой «работе» воспитатель будущего царя Александра II профессор истории Московского университета Михаил Погодин. Он, будучи представителем официальной народности, имел непосредственную связь и со славянофилами, ведь он был главным редактором журнала Москвитянин, где публиковал их статьи. GECSE: 32-36. Наиболее важным является тот факт, что в 1836 году кафедра славянских диалектов в Московском университете вряд ли была бы организована без его участия. Погодина можно считать „апостолом «современного» панславизма”. С 1958 года несколько его статьей и очерков было опубликовано и на венгерском языке, однако статьи о системе его взглядов пока не переведены.

[28] GECSE (1993): 55-57.

[29] GECSE (1993): 40-41. 63-70.

[30] По-настоящему книга стала популярной после смерти автора (1885 г.), в годы двух значительных военных напряжений между Австро-Венгрией и Россией в 1888 и в 1889 гг. (Г.Г.)

[31] Пикантность истории заключалась в том, что болгарам удалось добиться самостоятельности своей церкви, опираясь на власти Османской империи. На Леонтьева этот спор подействовал удручающе. Он заметил, что: большинство славянских народов привыкло надеяться на помощь России, и даже развитие своей государственности они надеялись осуществить с ее помощью. GAZDAG-SISELINA: 145. Значит, Леонтьев тоже думает о создании союза славянских государств на бывшей территории Османской и Габсбургской империй. У этого союза был бы смысл в общей обороне, торговле, таможне и др. против Западной Европы. GAZDAG-SISELINA: 146. Стоит обратить внимание и на то, в чем Леонтьев уже тогда отличается от большинства своих друзей - панславистов. Он считает: Россия, поддерживая связь с этой восточной федерацией независимых государств, намного лучше уживется с чужими племенами этого союза: румынами, греками, даже и с венграми, чем с юго-западными славянами, которые отличаются жадностью, назойливостью и властолюбием. GAZDAG-SISELINA: 147.

[32] ЛЕОНТЬЕВ К.Н.: «Византизм и славянство.» Москва 1876. GECSE (1993): 73-75.

[33] «Храм и церковь» «Гражданин» 1878, № 10-12. GECSE (1993): 84.

[34] Писатель не прогадал и в материальном плане с выходом в свет журнала, который он выпускал накануне, во время и после русско-турецкой войны 1877-78 гг. Статьи, относящиеся к нашей теме, появились и по-венгерски. GAZDAG-SISELINA: 165-200.

[35] GECSE Géza: Irányváltás az orosz külpolitikai gondolkodásban a XIX. század második felében. IN: ERDŐDY Gábor – PÓK Attila (szerk.): Nemzeteken innen és túl. Tanulmányok Diószegi István 70. születésnapjára. Korona Kiadó, Budapest 2000. 251.

[36] GECSE (2000): 76-77.

[37] GECSE (2000): 80, 84.

[38] GAZDAG-SISELINA: 33 - 70.

[39] «Из-за многообразия творческих элементов населения пока только английская нация смогла показать самую цветущую культуру, тогда как французы располагают уже более бедной культурой». GECSE (2000): 70-71.

[40] Цитирует GECSE (2000): 71.

[41] О теме см. CSIZMADIA Sándor - MOLNÁR Gusztáv - PATAKI Gábor Zsolt (szerk.): Geopolitikai szöveggyűjtemény. Második kiadás, Stratégiai Védelmi Kutató Hivatal, Budapest 2002. 535cтр.

[42] GAZDAG-SISELINA: 23.

[43] СЕМЁНОВ-ТЯН-ШАНСКИЙ В П.: О могущественном территориальном владении применительно к России. Очерк по политической географии. СПб. 1915. GAZDAG - SISELINA: 316.

[44] См. об этом деятельность Покровского, его разоблачения всех грехов русских царей: Пётр 1— сифилитик, Иван Грозный — страшилище с ужасным характером, который самоуверенно заявил, что он не русский, а немец… HELLER-NYEKRICS: 244 .

[45] GAZDAG-SISELINA: 230.

[46] GAZDAG-SISELINA: 248.

[47] GAZDAG-SISELINA: 235.

[48] GAZDAG-SISELINA: 236.

[49] GAZDAG-SISELINA: 257-258.

[50] GAZDAG-SISELINA: 287-289.

[51] GAZDAG-SISELINA: 311. 436. 440.

[52] На выборах в Думу ЛДПР, партия Жириновского, получила 22,9%-а голосов, т.е. добилась лучших результатов. Несмотря на это партия Выбор России сформировало правительство во главе с Егором Гайдаром. История России: 414.

[53] GAZDAG-SISELINA: 336.

[54] GAZDAG-SISELINA: 337-338.

[55] Дугин по существу отказался от очень сильной традиционной русской ориентации на морские проливы и панславизм. Поддержка претензий сербов, безответственный миф Бoсфора и Дарданелл заставляют Россию играть несвойственную ей политическую роль. Геополитическая утопия славянофилов стоила России царя, церкви и империи. Только приход к власти евразийски сориентированных большевиков спас страну от деградации в региональную державу ,- писал Дугин. GAZDAG-SISELINA: 345.

[56] Он даже склонен отказаться от некоторых регионов Западной Украины, в том числе от Закарпатской области. Однако в Финляндии на границе с Швецией и Норвегией он держал бы русские войска. При этом Дугин готов отказаться от прибалтийских стран, исключая Литву. К Румынии же подходит как к буферному государству. GAZDAG-SISELINA: 355, 361.

[57] GAZDAG-SISELINA: 353.

[58] Владимир ЖИРИНОВСКИЙ: О судьбах России, Издательство «Райт», Москва, 1993. Венгерское издание книги появилось в Будапеште в издательсве Írás, без обозначения года, по всей вероятности в 1995 г. 300. (Далее: ZSIRINOVSZKIJ).

[59] ZSIRINOVSZKIJ: 203-204.

[60] Грузия и Абхазия независимые государства. Пусть они сами решают свои проблемы. …США всего двести лет. Когда там были только степи да индийцы с украшениями из перьев, у России уже была могучая культура. Россия была великой державой… ZSIRINOVSZKIJ: 227-234.

[61] Но православные сербы, наши братья-герои, нелегко сдаются, мужественно сопротивляются нашествию, точно как мы, русские…Под ООН-новскими флагами убивают наших братьев-славян. ZSIRINOVSZKIJ: 230.

[62] ZSIRINOVSZKIJ: 232.

[63] Мы никогда не были сторонниками Сталина, но…в решении национального вопроса правда на его стороне – пишет Жириновский. ZSIRINOVSZKIJ: 444.

[64] Россию надо сделать сильным государством…В нашей партии нет антикоммунизма, но мы не являемся и сторонниками коммунистической идеологии. ZSIRINOVSZKIJ: 233.

[65] ZSIRINOVSZKIJ: 190. 257.

[66] FONT – KRAUSZ – NIEDERHAUSER – SZVÁK: 628.

[67] БАРСЕНКОВ:. 357.

[68] FONT – KRAUSZ – NIEDERHAUSER – SZVÁK: 616.

[69] HELLER-NYEKRICS: 565.

[70] Ronald D. ASMUS: A NATO kapunyitása. Az új korszak és a szervezet átalakítása. Zrínyi Kiadó, Budapest 2003. 40-41.

[71] Министр иностранных дел США Бекер 9 февраля 1990 г. поехал в Москву, чтобы убедить Горбачева в том, что для Советского Союза будет лучше иметь дело с воссоединенной Германией в рамках НАТО, чем с нейтральной. ASMUS: 33.

[72] ASMUS: 34.

[73] 23 августа 1991 г. Ельцин прекратил деятельность коммунистической  партии РСФСР, а 20 августа 1991 г.он объявляет себя главнокомандующим советских вооруженных сил, находящихся   на территории России. HELLER-NYEKRICS: 572-573.

[74] Российская  Федерация унаследовала 76% территории, 51% населения и 59 %  экономического потенциала Советского Союза, минеральные богатства, одну  треть мировых запасов газа,  5 % нефти. Невзирая на прибалтийские республики, только с точки зрения экономики Россия является страной , больше всего выигравшей от распада Советского Союза. В 1990 г. она дала 68% трансфера между республиками. Цитирует DEÁK: 39-40.

[75] DEÁK:  44.

[76] Нарочницкая 12.Также и  PAP Norbert-ТÓTH József: Európa politikai földrajza. JPTE TTK University Press, Pécs, 1997. 239cтр. ( в дальнейшем: Európa politikai földrajza) 146.

[77] Министерство СНГ, например, конкурировало с Министерством иностранных дел. DEÁK: 67.

[78] ASMUS: 39.

[79] Йожеф Анталл, Вацлав Хавел и Лех Валеса 6 мая 1992 г. объявили американскому руководству в Праге, что их целью является стать полноправными членами НАТО. ASMUS: 49.

[80] ASMUS: 43.

[81] По-английски  »ethnic cleansing« ASMUS: 54.

[82] Летом 1993 г. на пике «революции суверенитетов» в России чуть не утвердили в плане конституции положение о конфедерации. Хотя до осуществления этого никогда не дошла очередь, и так  до начала 1994 г. невозможно было прекратить полностью споры о форме российского государства. Война в Чечне, начатая в декабре 1994 г., была только последним звеном в цепи этого процесса.

…в первые два-три года ельцинского периода одной из самых главных требований к внешней политике было уменьшение кофликтов и увеличение центростремительного давления.

 Поле действия ранней русской  внешней политики сильно редуцировалось из-за необходимости в том, чтобы заграница не признала самостоятельность существующих на территории страны административных единиц. DEÁK: 40-42.

[83] … и установление  возникающих новых границ постсоветской территории по этническим критериям нельзя было согласовать с целями нового планирования, проходившего под эгидой русских. Конфликт между стремлениями реинтегрировать всю советскую территорию и строительство государств с границами, близкими к национально-этническим границам, сильно разобщил национальный лагерь, уменьшив его способности к осуществлению своих интересов. Таким образом, взятая в классическом смысле национальная альтернатива к середине десятилетия постепенно ушла из поля зрения.

К политическому направлению, которое требовало восстановления Советского Союза , примыкал также значительный лагерь.Такое цельное представительство советской идентичности смогло развиться в реальную противостоящую силу в основном  в первой половие этого периода….и это представление…оставило открытым вопросы, относящиеся  к полной интеграции , и к проведению ревизии. DEÁK: 44.

[84] DEÁK: 45. Далее стоит упомянуть, что противостояние Верховного Совета и президентской власти, существовавшее до октября 1993 года, в общественном мнении фигурировало как борьба между патриотами-коммунистами и предателями национальных интересов — представителями режима Ельцина. DEÁK: 65.

[85] См. об этом 46-ю ссылку. Следует отметить и то, что коммунисты и националисты вместе в российском парламенте имели вдвое больше голосов, чем все остальные. Настоящим победителем на выборах был Жириновский. ASMUS: 99-100.

[86] По Андрашу Деаку налицо была и необходимость усиления центростремительной силы в стране. DEÁK: 42.

[87] Эродация российского экономического потенциала, катастрофическое уменьшение ресурсов страны привели к сокращению веса Москвы в мировой экономике…Он по сравнению с Советским Союзом составил одну пятую, по сравнению с уже российским уровнем 1992 года— одну третью часть. Особенно значительно было сокращение промышленного производства, которое к концу 1997 года приблизилось к 50 %-ам. Приводит данные DEÁK:  49-50.

[88] (Осенью 1993 года) внутриполитические противостояния и параллельные с ними разделённость, вопреки становившейся всё более чaстой критике, хотя бы до конца конституционного кризиса «забетонировали» атлантический курс. DEÁK:  85.

[89] Андрей Козырев „Стратегия партнёрства”, изд. Международная жизнь, No 5, 1994, по-венгерски см. KISS Ilona, Tatjana SAKLEINA, Andrej KORTUNOV (szerk.): Doktrínák és alternatívák. Az orosz külpolitikai gondolkodás: 1992 – 1998, Alkotmány- és Jogpolitikai Intézet (COLPI), Budapest, 1998. (В дальнейшем: DOKTRÍNÁK) 19-32.

[90] „…как Россия, так и Запад ...с одной стороны, по нашему совместному демократическому убеждению, с другой стороны потому, что национальные и государственные долгосрочные интересы демократических держав … в большинстве международных вопросов … дополняют друг друга”  DOKTRÍNÁK, 19.

[91] DOKTRÍNÁK, 20.

[92] DOKTRÍNÁK, 21.

[93] DOKTRÍNÁK, 22.

[94] DOKTRÍNÁK, 22-23.

[95] DOKTRÍNÁK, 24-25.

[96] В других местах: «Партнёрство во имя мира», см. История России, 425.

[97] DOKTRÍNÁK, 26-27.

[98] GAZDAG-SISELINA: 29.

[99] DOKTRÍNÁK, 28,31.

[100] То есть люди отвернулись от либералов именно из-за их внутренней политики. Егор Гайдар был заместителем премьер-министра до декабря 1992 года и на этом посту «прославился» как применитель «шоковой терапии».  DEÁK: 55.

[101] DEÁK: 64.

[102] DEÁK: 76-79.

[103] ASMUS: 49.